[Здесь мы продолжаем подбирать материал для освещения основных категорий социализма — продукта и потребительной стоимости, которые играют ту же роль, что товар и стоимость при капитализме. — МИБ.]
Общественная собственность на централизованные средства производства в сочетании с рабочей силой в ходе планомерного производственного процесса, который носит общественный характер, является предпосылкой к установлению нового – коммунистического — способа производства. Распределение рабочей силы, сырья, станков, денежных средств и т.д. происходит на основе централизованного планирования, так что их товарный характер упраздняется. Они определяются социалистическими отношениями собственности.
Возможность господства нового способа производства начинает осуществляться с революционного политического акта.
Однако концепция и практика социалистического строительства до сих пор оставляют без ответа следующий теоретический вопрос, связанный с трудом: каково отношение (закон), с помощью которого труд в социалистическом производстве взаимодействует с общественным продуктом?
После революции 1917 г СССР встал перед проблемой создания экономического условия для перехода к социализму. Таким условием, как известно, является государственная монополия. Первым необходимым шагом к монополии является необходимость первоначального накопления капитала. На НЭП возлагалась надежда в осуществлении этого шага. Переход к НЭПу, оживление товарно-денежных отношений наряду с преодолением кризисных экономических явлений означал и своего рода активизацию капиталистических производственных отношений, на что прямо указывал и сам В.И. Ленин. Так, в работе «О продовольственном налоге» он писал: «Оборот есть свобода торговли, есть капитализм. Он нам полезен в той мере, в которой поможет бороться с распыленностью мелкого производителя, а до известной степени и с бюрократизмом. Меру установит практика, опыт».
В чем проблема на этом этапе? Она светится в разногласии Н.Бухарина и Е.Преображенского (1926 г). Бухарин утверждает, что социалистическое накопление нельзя противопоставлять закону ценности (т. е., закону стоимости) как единому регулятору экономики. Преображенский возражает:
«В основе утверждения Бухарина лежит тот элементарный факт, что наша промышленность, реализуя свою продукцию в условиях рыночного обмена и получая большую часть своего сырья тоже с рынка, в состоянии при данном уровне цен накоплять. Прекрасно. А что же лежит в основе этого элементарного факта? В основе его лежит другой, гораздо более тревожный для нас и также элементарный факт, а именно то, что теперешние цены нашей продукции в среднем вдвое выше заграничных. Мы накопляем при этих ценах только потому, что насильственно, на основе борьбы с мировым законом ценности, принудительно прикрепляем к нашей технически отсталой промышленности наш внутренний рынок, тогда как экспортируемые продукты сельского хозяйства продаем по ценам мирового рынка, а программу импорта вынуждены подчинять задаче накоплений основного капитала и восстановления в натуральной форме оборотного. Выходит, что мы накопляем не на основе, не параллельно с действием закона ценности, а на основе отчаянной борьбы с ним, которая в области социальной означает нарастание классовых противоречий с экспортирующими группами деревни, т. е. главным образом, с ее зажиточными слоями».
Иными словами, отсутствие конкурентных преимуществ в сельском хозяйстве России ударило по крестьянству, прежде всего по его слою с наибольшей производительностью труда. Что это значит? Это значит, что закон стоимости Смита в России с открытыми экономическими границами не работат. Тем более, что в мировом рынке либеральный закон Смита уже давно оставлен, даже закон цен Маркса быстро превращается в закон монополистического ценообразования. Иными словами, в России невозможно создать экономику с регулятором в виде закона цен, т. е., невозможно создать капиталистическую экономику. К сожалению, наши марксисты этого почти не понимают и лопочут о современном российском империализме. В России имеет место так называемый «остракизированный» капитализм, а никакой не империализм. Но наши «левые» так полевели, что нередко оказываются правее «правых». У них «бытие определяет сознание» настолько, что они то требуют изменить ситуацию в России по китайскому образцу посредством введения соответствующего законодательства, то ссылаются на «дух русского народа». Приведу пример. Товарищ пишет:
„Нет смысла доказывать очевидное, что российскому обществу как социальной целостности, а также составляющим его субъектам исторически присущ дух коллективизма, а не воинствующего индивидуализма. Вот почему искусственно насаждаемый в нашем обществе агрессивный индивидуализм обернулся всеобщим духовным опустошением и всеобщей криминализацией экономической, общественной жизни. Это и есть основной показатель воинствующего индивидуализма на российской почве. Другого быть и не могло. Даже с этих позиций можно сделать однозначный вывод: никакие западные модели реформирования экономики объективно не приемлемы для российского общества.
Это со всей очевидностью подтвердила в свое время и столыпинская реформа. Именно Столыпин пытался насадить вопреки общинному самосознанию российского крестьянства западную модель землепользования (именуемую ныне фермерским хозяйством). Как известно, за Столыпинской реформой последовала лишь четвертая часть крестьянского населения России, но и эта часть крестьян спустя несколько лет по существу отвергла навязанную ему западную модель реформирования. Историческая правда (вопреки нынешним лживым утверждениям либералов) говорит о том, что Столыпинские реформы в России провалились. Только нахождение и построение своего национального механизма хозяйствования обеспечат условия для российского экономического, социального реформирования. С другой стороны, не совсем верно (да и в теоретическом, и в практическом плане узко) сводить все неудачи (ошибки) экономической реформы России только к культурологической (нравственной) составляющей национального механизма хозяйствования. Безусловно, здесь не меньшую, а в отдельных случаях и более важную роль играет экономическая составляющая – и прежде всего проблема собственности».
Как видим, субъективный метод в социологии г-на Михайловского не забыт, а прямо-таки рулит, вместо того, чтобы осмыслить слова Маркса:
«Всего упорнее и всего дольше неизбежно держится азиатская форма. Это заложено в ее предпосылке, т. е. в том, что отдельный человек не становится самостоятельным по отношению к общине, что объем производства рассчитан только на обеспечение собственного существования, что земледелие и ремесло слиты воедино и т. д.
Его собственность, т. е. отношение к природным предпосылкам его производства как к принадлежащим ему, как к своим собственным, опосредствована тем, что он сам является естественным членом общины.
Собственность означает, следовательно, первоначально не что иное, как отношение человека к его природным условиям производства как к принадлежащим ему, как к своим собственным, как к предпосылкам, данным вместе с его собственным существованием, — отношение к ним как к природным предпосылкам его самого, образующим, так сказать, лишь его удлиненное тело. У человека, собственно говоря, нет отношения к своим условиям производства, а дело обстоит так, что он сам существует двояко: и субъективно в качестве самого себя, и объективно — в этих природных, неорганических условиях своего существования».
Иными словами, русский человек имеет свое природное тело, которое трудно назвать ласковым: «теперешние цены нашей продукции в среднем вдвое выше заграничных», — совершенно верно толкует Преображенский.
В СССР экономические преобразования можно разбить на 3 периода. Первый это период построения социализма как первой фазы коммунизма с момента установления диктатуры пролетариата в ходе Октябрьской революции 1917 года до начала 30-х годов. Второй период – период социалистического развития с начала 30-х годов до 1956-1961 годов, знаменовавшихся изменениями в теории и практике управления советским обществом, закрепленными в третьей, хрущевско-сусловской программе партии. И, наконец, период реставрации капитализма, начало которому положили решения ХХ съезда КПСС и который завершился в начале 90-х годов возвратом к предыдущей общественно-экономической формации, базирующейся на капиталистическом способе производства.
История показала, что пока правящая в СССР партия придерживалась понимания социализма как непосредственно общественного, нетоварного хозяйства и ориентировалась прежде всего на потребительно-стоимостные, а не на стоимостные критерии, до тех пор успешно осуществлялись социалистическое строительство и социалистическое развитие. Когда партия от этой теоретической позиции отступила, стали набирать силу реставраторские тенденции. А когда был прямо взят курс на превращение социализма в товарное хозяйство, произошла экономическая катастрофа.
Железный вывод: экономика России и закон стоимости — несовместимы. Или: в России эффективная товарная экономика, экономика, целью которой является производство стоимости, невозможна. Это, в свою очередь, означает, что наличие частной экономической собственности в нашей стране недопустимо. Недопустимо также иметь полностью открытые экономические границы (Трамп в США это уже понял; осталось дождаться, когда это поймут и наши «левые»). В России необходима иная экономическая база с иным экономическим законом в ее фундаменте.
В заключение приведу замечание Ленина для тех, кто раскатал губу на социализм безо всяких экономических и политических условий:
“Мы только что сделали первые шаги, чтобы капитализм совсем стряхнуть и переход к социализму начать. Сколько еще этапов будет переходных к социализму, мы не знаем и знать не можем. Это зависит от того, когда начнется в настоящем масштабе европейская социалистическая революция”.
До тех пор пока главной целью являются «средства существования и наслаждения», господствует потребительная стоимость. (К.Маркс)
Еще Рикардо показал, что возможны только два типа экономического производства: экономика стоимости и экономика полезности (потребительной стоимости). Так что выбирать нам особо-то не из чего. Значит, если мы отказываемся от традиционного экономического производства со стоимостью в качестве меры труда, то, с точки зрения капитализма, мы встаем на внеэкономическую меру труда. Или, как говорит Маркс,
“Потребительная стоимость, хотя и является предметом общественных потребностей и потому включена в общественную связь, не выражает, однако, никакого общественного производственного отношения. <…> Быть потребительной стоимостью представляется необходимым условием для товара, но быть товаром, это — назначение, безразличное для потребительной стоимости. Потребительная стоимость в этом безразличии к экономическому определению формы, т. е. потребительная стоимость как потребительная стоимость, находится вне круга вопросов, рассматриваемых политической экономией.”.
(К.Маркс. К Критике политической экономии, стр. 13-14 )
«В качестве потребительной стоимости предложение вовсе не измеряется овеществленным в нем рабочим временем, а к нему применяется такое мерило, которое лежит вне его природы как меновой стоимости»
(Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 46. Ч. 1. С. 389).
«Для того чтобы потребительную стоимость можно было перевести во всеобщую форму, она теперь должна быть налицо лишь в определенном количестве; в количестве, мера которого заложена не в овеществленном в продукте труде, а проистекает из природы этого продукта как потребительной стоимости, и притом потребительной стоимости для других.»
(Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 46. Ч. 1. С. 383).
а) потребительная стоимость измеряется не количеством абстрактного труда, овеществленного в продукте, а полезностью продукта, которая создается конкретным трудом;
б) производство потребительной стоимости для других предполагает, что продукты труда обмениваются, распределяются в обществе по какому-то критерию, отличному от стоимостного.
По поводу первого пункта нужно заметить следующее. Если в основе меры стоимости лежит стоимость рабочей силы, как способности к труду, то в основе меры полезности лежит сама полезность труда (как помним, труд есть потребительная стоимость или полезность рабочей силы). Стоимость рабочей силы определяется опосредованно – стоимостью входного потока материальных благ, необходимых для ее амортизации. Потребительная же стоимость труда определяется непосредственно самими конкретными затратами труда, самой полезностью рабочей силы, равной, согласно Марксу, произведению длительности труда на его интенсивность.
А что писал Ленин по поводу товарного производства при социализме? Посмотрим.
«Трудовики мечтают об освобождении от нищеты масс, от эксплуатации человека человеком без уничтожения товарного хозяйства: они еще потерпят крах, ..»
(Ленин, ПСС, Т.13, «РОСПУСК ДУМЫ И ЗАДАЧИ ПРОЛЕТАРИАТА », с.309)
«Чтобы заменить капиталистическое производство товаров социалистической организацией производства продуктов для удовлетворения нужд общества и для обеспечения благосостояния всех его членов, чтобы совершить свою революцию, пролетариат должен иметь в своих руках политическую власть…»
(из ПЕРВОГО ПРОЕКТА ПРОГРАММЫ ПЛЕХАНОВА)
А также:
«Основное противоречие всей программной позиции с.-р. есть шатание между народничеством и марксизмом. Марксизм требует ясного разграничения программы-максимум и программы-минимум. Максимум, это – социалистическое преобразование общества, невозможное без уничтожения товарного производства. Минимум, это – преобразования, возможные еще в рамках товарного производства. Смешение того и другого неизбежно приводит ко всякого рода мелкобуржуазным и оппортунистическим или анархическим извращениям пролетарского социализма, неизбежно затемняет задачу социальной революции, осуществляемой посредством завоевания политической власти пролетариатом».
(Ленин, ПСС, Т.13, «ЭСЕРОВСКИЕ МЕНЬШЕВИКИ »с.397)
Коммуника 3 
Социализм и потребительная стоимость. Часть 1: Один комментарий