Об эпизоде «Махабхараты», из «Бхагавадгиты»
Г. В. Ф. Гегель
Негативная природа того, что является высшим в индийской религиозности, удовлетворяется также совершенно абстрактным отчуждением, лишенным всякого внутреннего смысла — непосредственным убийством. Так позволяется под колесами колесницы с идолами раздавить (расплющить) многих из тех пятидесяти, которые требуются, чтобы привести ее в движение, когда колесница во время большого праздника обводится вокруг пагоды[9].
[9] Все же в последние годы на праздниках, где раньше находились миллионы, стало не так много благочестивых, которые могли бы привести колесницу в движение.— Голос побережье, на котором расположен храм, на много миль покрыто скелетами пилигримов, которые убиты странствиями и упражнениями.
Многие, в особенности женщины, среди них десяти-, двадцатилетние, взявшись за руки, бросаются в Ганг или же в местах истоков Ганга, начиная с района Гималаев, на снегу и в ущельях сжигают себя после смерти мужа или детей[10] и т. д.
[10] Два английских офицера в прошлом году присутствовали при сожжении женщины незначительного положения, несшей на руках свое мертвое дитя: напрасно они обращали свои воззвания к женщине, к мужчине, который, однако, им возразил, что он не может нуждаться в этой женщине, так как кроме нее у него дома еще трое, и что ему и его семье (несомненно, и его предкам) это сожжение принесет большое уважение.
То, чего наконец, достигает йог благодаря «усердию набожности», есть нечто чудесное безмерной силы (transcendent power). Г. ф. Г. начинает говорить об этой волшебной силе, но относительно «Бхагавад-гиты» замечает (с. 42), что в ней, если учитывать ее более ясный стих, и суеверные пустяки такого рода не встречаются, а выражение «Vibhuti», означающие эту силу, не используется применительно к смертным, причем эта сила лишь мыслится, когда речь идет об идентификации с богом и в той мере, насколько она — в преодолении сомнения и чувства — распространяется на собственную душу.
Замечено (Ind. Bibl. 3, 11, Hf III, s. 253), что выражение «vibhuti» появляется в X, 7, где Кришна говорит о самом себе; г. ф. Шлегель переводит это как «majestas» (величие, великолепие), с чем г. ф. Г. не соглашается, так как оно слишком неполно и не отражает своеобразия значения (ср. книгу молодого ученого доктора Розена: «Radices Sanscritae», «Санскритские корни», Веrоlinа, 1827, р. 122, место, которое мне указал для истолкования «vibhutu» мой коллега г. Бопп).- Относительно другого замечания глубокоуважаемого господина автора позволю себе напомнить, что йога упраздняет (aufhebt) специфичность того, что мы представляем себе под понятием «смертные», и если та сила приписывается ставшему богом или Кришне, то в этом ведь одновременно заключается и то, что она могла быть достижимой и [теми] смертными, которые являются совершенными йогами. Однако вместо того, чтобы отмечать, что в поэме нет более ясных черт этой силы. следовало бы указать, что уже перенесение беседы, которая составляет [суть] поэмы, на момент, когда Арджуна должен начать битву, является достаточным, и было бы формальной неловкостью, если бы Кришна в своих уверениях, что йог становится идентичным с ним, и после того как он дал возможность углубившемуся Арджуне рассмотреть все свое учение (лекц. XI), разъяснял бы еще и более определенные свойства этой силы. Слишком на поверхности лежало бы предположение, что Арджуна ожидал от Кришны придания ему той силы, с помощью которой он мог бы без борьбы в одно мгновенье уничтожить вражескую армию; Арджуна, очевидно, должен был бы после упомянутой милости оценить воззрение Кришны и, кажется, иметь обоснованное право на эту силу; и тогда установилась бы позиция еще более фальшивая, нежели уже имеющаяся.
Йоги и волшебники, говорит далее г. ф. Г. (с. 41) со ссылкой на Кольбрука, для народной толпы в Индии являются разнозначащими понятиями. Можно было бы это выражение неверно понять именно таким образом и приписать веру в эту силу лишь простому народу; Кольбрук, однако, приводит доказательства того, что и учение йоги, и учение санкхьи содержат утверждение, согласно которому человек в этой жизни оказывается способным достичь подобной трансцендентной силы; последнее [учение], как уже отмечалось, развивает преимущественно логику и метафизику, и оба учения или философии вообще являются высокого уровня исследованиями, которые превышают возможности простого народа или возвышаются над его уровнем; Кольбрук также указывает, что эта вера, как это яснее проявляется в последующем [изложении], повсеместно господствует у индийцев. Поразительны особые черты силы, обещанной тем, кто предан тому самому погружению. В третьей, трактующей vibhuti главе Патанджали, согласно фрагменту у Кольбрука, говорится, что адепт достигает знания всех вещей, прошедших и будущих, удаленных и сокровенных; он угадывает мысли других, получает силу слона, отвагу льва и быстроту ветра; летает по воздуху, плавает в воде, погружается в землю, видит все миры в одно мгновение (этого, что является более высоким, нежели предшествующее, и неотделимо от него, достиг Арджуна) и совершает другие экстраординарные поступки. От подобного рода описания не отстает учение санкхьи.
Кольбрук дает следующее краткое изложение: эта сила — восьми видов и состоит в способности стягиваться в маленькую, крошечную форму, проникающую через все субстанции, или же расширяться до гигантского размера, делать все легко, не испытывая затруднений (например, подниматься к солнцу, вдоль одного из его лучей), овладевать неограниченными областями чувств (так же просто, как кончиком пальца коснуться рта), демонстрировать непреодолимую волю (например, так же легко как в воду, погружаться в землю), господствовать над всеми живыми и неживыми вещами; в способности изменить течение природы и достичь всего, что желанно.
Еще интенсивнее оказывается энергия погружения (медитации), когда она представляется в космо- и теогониях, которыми открывается «Книга законов» Ману, в качестве силы, которая создала мир. После того как Вечное благодаря своей мысли создало сначала воду и в нее положило семя, ставшее яйцом, родился, также благодаря своей мысли, Он сам, Брахм; затем он разделил свою субстанцию на мужское и женское, и Ману говорит о нем, как персоне (Person), архитекторе всего этого видимого мира. созданного из мужской силы, viradseh, после того как она выполнила строгий урок благоговения (auslere devotion).- Также и Шива в «Рамаяне» (l. Bd.) предается серии священных строгостей на северной стороне белоснежных Himavat (Гималаев) со своей супругой Умой, которая, будучи лишена Индрой и другими богами [способности ] зачать сына, прокляла всех богов и затаила злость и боль.
В предшествующем рассказе о свадьбе Шивы и Умы и о проведенных им в ее объятьях ста годах, в течение которых он пренебрегал своими внешними делами, состоящими в разрушении, точно так же используется выражение «engaged with the goddes in mortification» (согласно англ. переводу). Далее описан результат этого столетнего уединения, в течение которого Ума надеялась зачать (передача самого хода событий современными языками может явиться затруднением для переводчика; английские переводчики уже отметили, как это уже было ранее, что «gross indelicacy» не позволила передать слова оригинала дословно).
Наиболее обстоятельно и блистательно, однако, достигаемое этим погружением в себя представлено в эпизоде с Висвамитрой «Рамаяны», индийской национальной поэмы. Я хочу вкратце выделить главные черты, частью для дополнения представления об этой существеннейшей стороне индийского своеобразия, частью в связи с более широким, в высшей степени интересным определением, имеющим отношение к этому.
Васиштха, брахман, живет в уединенном месте, покрытом цветами, ползучими растениями и т. д., соблюдая священные обычаи, окруженный мудрецами, которые посвятили себя жертвоприношениям и повторению священных имен.
Речь идет о мудрецах «Balukhilya», числом 60 000, величиной с большой палец, возникших из волос Брахма и о «vikhanusas», других мудрецах-пигмеях, возникших из ногтей Брахма и т. д. Висвамитра (руководитель и провожатый Рамы, героя поэмы, и его брата Лакшмана) в качестве могущественного монарха, в течение нескольких тысяч лет ублаготворявшего своих подданных и ныне проходившего со своей армией, пришел к тому мудрецу, который владел коровой Subala (вообще говоря, символ продуктивности земли), получить которую возжелал царь, и, понапрасну предложив в обмен 100000 коров, 14000 слонов со всем снаряжением из чистого золота, 100 золотых колесниц, он применил силу. Subala спасается бегством к Васиштхе, который, обнаружив, что он ничего не может сделать против могущественного царя, господина столь многих слонов, лошадей, воинов и т. д., вспоминает тогда, глядя на лошадь, о том, что сила кшатрия не больше, чем сила брахмана, что «Брахма-сила», являясь божественной, далеко превышает силу монархов. Она затем создает Васиштхе армию из 100 царей Пахлава (Pelhv, Perser), которые громят армию Висвамитры; последний крушит их своими стрелами. Корова производит новых героев, саков, яванов (которые сопоставляются с «Javan», «Joniern») и т. д.; дела у них под стрелами царя идут, как и у прежних воинов. Васиштха приказывает корове создать новых героев, и ими уничтожается затем армия Висвамитры, 100 сыновей которого, когда они, разгневанные, бросились на брахманов, были сожжены шумным дыханием, испускаемым из их пуповин.- Такова власть брахманов.
[См. Нарайан Р. К. Боги, демоны и другие. Пер. с англ. Ю. С. Родман., сказание «Вашвамитра». — МИБ.]
Коммуника 3 